Звездный десант [= Звездные рейнджеры; Звездная пехота; Космический десант; Солдаты космоса] - Роберт Хайнлайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И скажи своему соотечественнику, что я готов. Начинайте, когда захотите. — Зим отбросил свой жезл.
— Вы шутите, сэр. Мы не будем выдавливать глаза.
— Не будем? Договорились. И давайте начинайте, Или возвращайтесь обратно в строй.
Я не уверен, что все произошло так, как мне помнится теперь. Кое-что подобное я проходил позже, на тренировках. Но думаю, случилось вот что: двое парней пошли на сержанта с двух сторон, пока не вступая с ним в контакт. В этой позиции для человека, который работает один, есть выбор из четырех основных движений, дающих возможность использовать преимущества более высокой подвижности и координированности одного по сравнению с двумя.
Сержант Зим всегда повторял (он был совершенно прав), что любая группа слабее одного, за исключением того случая, когда эта группа специально подготовлена для совместной работы. К примеру, сержант мог сделать ложный выпад в сторону одного из них, затем внезапно рвануться к другому и вывести его из строя (в элементарном варианте — хотя бы ударом по коленной чашечке). Затем спокойно разделаться с первым из нападающих.
Однако он позволил им обоим напасть. Майер быстро прыгнул к нему, видимо, надеясь каким-то приемом повалить сержанта. После этого Генрих мог, например, пустить в ход свои тяжелые ботинки. Поначалу, по крайней мере, казалось, что сценарий развивается именно так. На самом деле с захватом у Майера ничего не вышло. Сержант Зим, поворачиваясь ему навстречу, одновременно ударил двинувшегося к нему Генриха в живот. В результате Майер как бы взлетел и мгновение парил в воздухе.
Однако единственное, что можно было утверждать точно — это то, что борьба началась, а потом оказалось, что на земле мирно спят два немецких парня. Причем лежали они рядом, только один лицом вверх, а другой — вниз.
Над ними стоял Зим, у которого даже не сбилось дыхание.
— Джонс, — сказал он. — Нет, Джонс ушел, не так ли? Махмуд! Принеси-ка ведро воды и верни их на место. Кто взял мою палку?
Немного погодя ребята пришли в сознание и мокрые вернулись в строй.
Зим оглядел нас и спросил уже более умиротворенно:
— Кто еще? Или приступим к упражнениям?
Я никак не ожидал, что кто-нибудь еще отважится попробовать. Однако неожиданно с левого фланга, где стояли самые низкорослые, вышел из шеренги парень. Он повернулся и прошел к центру строя. Зим посмотрел на него сверху вниз.
— Только ты один? Может, хочешь взять себе партнера?
— Я лучше один, сэр.
— Как хочешь. Имя?
— Суцзуми, сэр.
Глаза у Зима округлились.
— Ты имеешь отношение к полковнику Суцзуми?
— Я имею честь быть его сыном, сэр.
— Ах вот как! Прекрасно! Черный пояс?
— Нет, сэр. Пока еще нет.
— Приятно послушать скромного человека. Ладно, Суцзуми. Будем драться по правилам или пошлем за доктором?
— Как пожелаете, сэр. Однако я думаю, если позволите высказать мне свое мнение, что по правилам будет благоразумнее.
— Не совсем понимаю, о чем ты, но согласен. — Зим опять отбросил свой жезл, затем они отступили друг от друга, и каждый из них поклонился, внимательно следя за противником.
Они стали двигаться, описывая окружность, делая легкие пробные выпады и пассы руками. Я почему-то вспомнил о боевых петухах.
И вдруг они вошли в контакт — и маленький Суцзуми оказался на земле, а сержант Зим пролетел над ним и упал. Однако сержант приземлился не так, как шлепнулся Майер. Он перекувырнулся и в одно мгновение был уже на ногах, готовый встретить подбирающегося Суцзуми.
— Банзай! — негромко крикнул Зим и улыбнулся.
— Аригато, — сказал Суцзуми и улыбнулся в ответ.
Они снова почти без паузы вошли в контакт, и я подумал, что сейчас сержант опять совершит полет. Но этого не произошло. На несколько мгновений все смешалось: они схватились, мелькнули руки и ноги. А когда движение прекратилось, все увидели, как сержант Зим подтягивает левую ногу Суцзуми чуть ли не к его правому уху.
Суцзуми стукнул по земле свободной рукой. Зим тотчас же отпустил его.
Они встали и поклонились друг другу.
— Может быть, еще один раз, сэр?
— Прошу прощения. Но у нас есть дела. Как-нибудь потом, хорошо?..
Наверное, я должен тебе сказать. Меня тренировал твой уважаемый отец.
— Я уже начал об этом догадываться, сэр. Значит, до другого раза.
Зим сильно стукнул его по плечу:
— Становись в строй, солдат… Равняйсь!
Следующие двадцать минут мы занимались гимнастическими упражнениями, от которых мне стало настолько же жарко, насколько раньше было холодно. Зим проделывал все упражнения вместе с нами. Я все хотел подловить его, но он так ни разу и не сбился со счета. Когда мы закончили, он дышал так же ровно, как и до занятий. После он никогда больше не занимался с нами гимнастикой. Но в первое утро он был с нами и, когда упражнения закончились, повел всех, потных и красных, в столовую, устроенную под большим тентом. По дороге он все время прикрикивал:
— Поднимайте ноги! Четче! Выше хвосты, не волочите их по дороге!
Потом мы уже никогда не ходили по лагерю, а всегда бегали легкой рысью, куда бы ни направлялись. Я так и не узнал, кто такой был Артур Курье, но у меня возникло подозрение, что это был какой-то великий стайер.
Брэкенридж был уже в столовой, рука у него была забинтована. Я услышал, как он сказал кому-то, что обязательно разделается с Зимом.
На этот счет у меня были большие сомнения. Суцзуми — еще, быть может, но не эта здоровенная обезьяна. Зим, правда, мне не очень понравился, но в самобытности отказать ему нельзя.
Завтрак был на уровне, все блюда мне понравились. Судя по всему, здесь не занимались чепухой, как в некоторых школах, где, садясь за стол, чувствуешь себя несчастным. Если ты не можешь удержаться и обжираешься, загребая со стола обеими руками, — пожалуйста, никто не будет вмешиваться.
В столовой меня всегда охватывало блаженное чувство расслабленности и свободы: здесь на тебе никто не имеет права ездить. Блюда ничем не напоминали те, к которым я привык дома. Вольнонаемные, обслуживающие столовую, в свободной манере швыряли тарелки к нам на столы. Любое их движение, думаю, заставило бы маму побледнеть и удалиться к себе в комнату.
Но еда была горячая, обильная и, на мой взгляд, вкусная, хотя и без особых изысков. Я съел в четыре раза больше обычной нормы, запив все несколькими чашками кофе с сахаром и заев пирожным.
Когда я принялся за второе, появился Дженкинс в сопровождении капрала Бронски. На мгновение они остановились у стола, за которым в одиночестве завтракал Зим, потом Дженкинс хлопнулся на свободное сиденье возле меня.
Выглядел он ужасно: бледный, измученный, он хрипло, прерывисто дышал.
— Эй, — сказал я, — давай плесну тебе кофе.
Он качнул головой.
— Тебе лучше поесть, — настаивал я, — хотя бы пару яиц съешь. И не заметишь, как проглотишь.
— Я не могу есть. О, эта грязная, грязная скотина… Он добавил еще кое-что.
Зим только что закончил есть и курил, одновременно ковыряя в зубах.
Последнюю фразу Дженкинса он явно услышал.
— Дженкинс…
— Э… сэр?
— Разве ты не знаешь, что такое сержант?
— Ну… я только изучаю…
— У сержантов нет матерей. Ты можешь спросить любого, прошедшего подготовку. — Он выпустил в нашу сторону облако дыма. — Они размножаются делением… как все бактерии…
Глава 4
И сказал Господь Гедеону: народу с тобой слишком много… Итак, провозгласи вслух народу и скажи: кто боязлив и робок, тот пусть возвратится… И возвратилось народа двадцать две тысячи, а десять тысяч осталось. И сказал Господь Гедеону: все еще много народа; веди их к воде. там Я выберу их тебе…
Он привел народ к воде. И сказал Господь Гедеону: кто будет лакать воду языком своим, как лакает пес, того ставь особо, также и тех всех, которые будут наклоняться на колени свои и пить. И было число лакавших ртом своим с руки три ста человека… И сказал Господь Гедеону: тремя стами лакавших Я спасу вас… а весь народ пусть идет, каждый на свое место.
Книга Судей. VII, 2-7Через две недели после прибытия в лагерь у нас отобрали койки. Если быть точнее, нам предоставили колоссальное удовольствие тащить эти койки четыре мили на склад. Но к этому времени подобное событие уже ничего не значило: земля казалась теплее и мягче — особенно когда посреди ночи звучал сигнал и нужно было моментально вскакивать, куда-то мчаться и изображать из себя солдат. А такое случалось примерно три раза в неделю. Но теперь я засыпал моментально, сразу же после упражнений. Я научился спать когда и где угодно: сидя, стоя, даже маршируя в строю. Даже на вечернем смотре, вытянувшись по стойке «смирно», под звуки музыки, которая уже не могла меня разбудить. Зато сразу просыпался, когда приходило время пройтись парадным шагом перед командирами.